Эдуард Кондратов - Без права на покой [Рассказы о милиции]
— Дело нешуточное, понятно? Слово мое — закон. А ежели что, то вот, — вынул из-под полы пиджака новенький, сделанный из малокалиберной винтовки обрез. — И у Веньки такой же, не посмотрит, что вы ему дружки. Понятно?
Митька с Гринькой заверили, что понятнее некуда.
— Лады. Начнем с колхоза имени Первого мая...
В село Калиновка, где находился этот колхоз, приехали они на поезде в дождливую слякотную ночь на пятнадцатое ноября. Не доходя до здания, в котором были расположены продовольственный и промтоварный магазины Сергиевского райпо, остановились. Виктор приложил пальцы к губам, что означало: не шевелитесь, смотрите, слушайте.
Прошло больше четверти часа — ни одной подозрительной тени, ни малейшего настораживающего шороха. Лишь монотонное постукивание дождевых капель да тоскливое завывание ветра в оголенных ветках деревьев. Виктор наклонился к уху Гриньки, прошептал, чтобы тот стоял на страже, остальным подал знак рукой: за мной.
Выставлять стекла из окна продовольственного магазина, как было намечено заранее, не потребовалось, его двери неожиданно легко поддались ломику. Но это оказалась первая и последняя удача. Денег они не нашли, и из продуктов взять было нечего. То же самое и в промтоварном магазине: сколько ни шарили — ни копейки.
Ковалев распорядился:
— Берите «котлы»[1], «кишки»[2], чего попадется.
«Попались» одеколон с духами, джемпер, женские сорочки — всего на сумму двести пятьдесят четыре рубля восемьдесят копеек. Это на четверых-то? Овчинка выделки не стоит! Злые, раздосадованные, жулики присоединились на улице к своему «часовому». Следовало посовещаться, что делать дальше. Внезапно почти рядом раздалась команда поднять руки. Ковалевы схватились за обрезы, однако выстрелить не успели. Вокруг запястий того и другого коротко щелкнули металлические наручники.
2Разрезая фарами темноту ненастной ноябрьской ночи, закрытая милицейская машина мчалась в город. Уткнувшись взглядом в решетку, которой было заделано оконце машины, Виктор Ковалев снова и снова спрашивал себя: где он промахнулся, в чем просчитался? Спрашивал, не подозревая, что более тридцати лет назад такой же точно вопрос задавал себе его учитель Курасов. Но если тот действительно сделал тогда по недостаточной еще воровской опытности какие-то промашки, то Ковалев избежал их полностью. И тем не менее ошибку, единственную, зато свойственную для всех преступников, он совершил, а именно: оценив весьма высоко свои воровские способности, он одновременно принизил способности тех, кто стоит на страже правопорядка и законности. В данном случае ими были сотрудники милиции подполковник Иван Михайлович Садкин, капитан Александр Николаевич Алексеев,- старшие лейтенанты Борис Константинович Переславцев, Александр Юрьевич Попов и их товарищи по трудной, сложной, нередко смертельно опасной, но такой почетной, а главное, нужной людям службе.
Быть может, иной критически настроенный читатель скажет: так-то оно так, однако сколько сейфов очистили жулики, сколько времени орудовали безнаказанно, разве нельзя было поймать их раньше? Да, действительно, шайка Курасова оставалась неуловимой в течение долгих двух лет. Но, к сожалению, правда и то, что не всякое преступление раскрывается сразу, иногда бывает так, что требуются годы и годы. История, о которой здесь повествуется, относится как раз к подобным случаям. И если она вобрала в себя два года, а не больше, то это несомненная заслуга работников Куйбышевского уголовного розыска, результат того, что действовали они на пределе человеческих сил и возможностей, проявив завидную сметку, проницательность, изобретательность.
Редкий день проходил, чтобы руководитель оперативно-следственной группы Алексеев не встретился с начальником отдела розыска Садкиным, не доложил ему подробно и обстоятельно, какие предпринимаются меры для поимки взломщиков сейфов. Накопленный по делу материал ими. скрупулезно анализировался, сопоставлялся, уточнялся. Позже, и в камере предварительного заключения, и на вопрос у следователя, Курасов пытался доказать, что крах произошел целиком и полностью по вине Ковалева. Истерично кричал:
— Дерьмо, молокосос! Ежели бы не он!..
И проклинал себя за то, что в ту ненастную осеннюю ночь не утопил в Волге «этого ублюдка» вместе с его братом.
Что Ж, утопить он Ковалевых мог, но уйти от возмездия, спасти себя ценой их жизни — нет. Гораздо раньше, чем обостренный нюх Курасова стал бить тревогу, Алексеев вместе со своими товарищами вышел на след; каждый шаг настороженной «рыси» был уже под неусыпным наблюдением. Даже когда «отпочковавшийся» Ковалев вместе со своей собственной шайкой отправился на поезде в Калиновку, совершенно не подозревая, что в одном с ними вагоне едет инспектор уголовного розыска Переславцев, даже и тогда с Курасова не спускали глаз. Тот финал, к которому он пришел, был неизбежен.
3Курасова брали на десятый день после задержания шайки Ковалева. К тому времени изрядно затянувшаяся осень наконец-то отступила перед первыми морозами. Грязь подсохла, лужи затянуло ледком, земля покрылась пышным девственно чистым одеялом, и все вокруг просветлело, стало празднично-нарядным.
На завод, где трудился Курасов, опергруппа прибыла перед сумерками. Чтобы не будоражить людей, не отвлекать их от производственных забот и хлопот, в цех было решено не ходить. Алексеев предъявил начальнику отдела кадров свои документы, попросил:
— Пригласите, пожалуйста, к себе дежурного слесаря- сантехника Курасова.
— Василь Васильича? — на всякий случай уточнил кадровик. Он был явно озадачен: чем мог заинтересовать милицию во всех отношениях примерный, положительный работник. — Его?
— Его.
Кадровик снял телефонную трубку, набрал нужный номер...
Алексеев был твердо уверен, что преступнику не ускользнуть, ибо все возможные пути для побега перекрыты, а все же волновался. Остановился у окна, прижался разгоряченным лицом к холодному стеклу, впился глазами в дорожку, что тянулась от седьмого цеха к зданиюотдела кадров. Вскоре на ней показалась плотная, крепко сбитая фигура рабочего в спецовке. Это и был Курасов.
Сначала он шел с видом человека, которому нечего бояться, некого опасаться — спокойно, уверенно, с хрустом приминая пушистый, еще не слежавшийся снег. Но потом, видимо, заподозрив неладное, шаги замедлил, затем остановился совсем, вынул из кармана пачку сигарет, прикурил от зажигалки, глубоко затянулся и вдруг стремительной тенью метнулся с дорожки к забору.
Алексеев так стиснул подоконник пальцами, что они мгновенно онемели. Разжал лишь после того, как увидел, что от стены какой-то небольшой каменной постройки, уже завуалированной вечерними сумерками, навстречу Курасову с пистолетом в руке шагнул Попов.
— Стой, стрелять буду!
Их отделяли друг от друга шесть-семь метров — расстояние, вполне достаточное для того, чтобы Курасов, оборвав бег, не налетел на Попова; Попов же, в свою очередь, мог успеть выпустить в Курасова не одну пулю. Ничего этого они не сделали. Один решил любою ценой пробиться за спасительный забор, другой должен был взять преступника только живым.
Короткая, яростная схватка завершилась тем, что сбитый с ног Курасов беспомощно распластался на снегу.
«Молодец, Саша! Отлично сработал!» — похвалил про себя сослуживца Алексеев.
Он попрощался с кадровиком и поспешил к своим товарищам. Они, вся опергруппа, были уже в сборе, образовав довольно широкий круг, брезгливо наблюдали, как внутри этого круга, выкрикивая непередаваемое на бумаге, Курасов конвульсивно бьется на земле.
— Паясничает.
— Пусть потешится, подождем. Выдохнется, перестанет.
Ждать пришлось порядочно, силы было у Курасова — хватило бы на четверых. Но все-таки иссякла и она. Притих.
— Все? — осведомился Алексеев. — Артист из вас, прямо скажу, неважнецкий. Во всяком случае, гораздо хуже, чем я ожидал.
— Еще дождетесь, — тяжело дыша, зловещим тоном пообещал Курасов, — дождетесь, ответите за все! И за применение физической силы, и за словесные оскорбления.
Это был его конек — грозить. А еще — отрицать все и вся. И на первом, и на последующих допросах у следователя то с подчеркнутой сдержанностью, то впадая в истерику, твердил:
— Ничего не знаю. Ни в чем не виноват.
Утопающий хватается за соломинку. Курасов лгал и изворачивался, чтобы хоть на день, на час отдалить ту страшную минуту, когда, леденя в нем кровь, сурово, неумолимо прозвучит: «Именем РСФСР...».
Следствие затягивалось. Только напрасно думал Курасов, что это результат его умственных ухищрений. Затягивал следствие Ковалев. Пока он находился на свободе, пока грабежи заканчивались благополучным дележом добычи с последующей обильной выпивкой, он мог хорохориться, мог даже дерзить своему лидеру — все-таки они были свои люди, из одной шайки. Теперь, оказавшись за решеткой, не находил себе места, затравленно метался по камере. Из всех ее углов мерещились немигающие зеленоватые глаза, наяву и во сне слышал леденящий душу голос: «Спалиться — умри, а держи язык за зубами. Расколешься — из-под земли достану».
![Сергей Бетев - Без права на поражение [сборник]](/uploads/posts/books/242828/242828.jpg)
